Несколько прошлогодних интервью:
Дмитрий Турсунов
«В Америке меня зовут русским, в России – американцем»
Вчера в Санкт-Петербурге стартовал профессиональный теннисный турнир SPb Open с призовым фондом 975 тыс. долларов. Одним из участников соревнований является россиянин Дмитрий Турсунов, полуфиналист недавнего Кубка Кремля. Для многих наших болельщиков этот теннисист – загадка, ведь он с 12 лет (сейчас ему 22) живет и тренируется в США. Незадолго до начала SPb Open «Новые Известия» побеседовали с ТУРСУНОВЫМ о его жизни в теннисе и теннисе в его жизни.
– Дмитрий, вы более чем достойно выступили в Москве, вас тепло приняла столичная публика. Как думаете, поможет ли вам это хорошо сыграть в Санкт-Петербурге?
– Если честно, не знаю. Нынешний сезон для меня не самый лучший, пройти дальше второго круга мне удалось только на «Уимблдоне» и на Кубке Кремля. Так что наперед загадывать не хочу. Но в любом случае поездка в Питер для меня будет познавательной, ведь я в этом городе был только один раз и очень давно, на юниорском турнире. Не помню никаких достопримечательностей, кроме кортов.
– В сентябре вы дебютировали в сборной России, выступив против хорватов в полуфинале Кубка Дэвиса. Учитывая то, что в родной стране вы не были на протяжении достаточно долгого времени, не почувствовали ли себя «чужим среди своих»?
– Никоим образом. Единственное – боялся, что на меня будет давить ответственность от мысли, что я кому-то что-то должен. Но этого не было. А с ребятами я дружу давно. С Михаилом Южным мы знакомы с детства, когда-то вместе тренировались в «Спартаке». Хорошо знаю и его тренера – Бориса Собкина. Дружу с Игорем Андреевым. Остальные наши игроки мне тоже не чужие.
– А как Марат Сафин к вам относится? Ведь, по сути, вы заняли его место в сборной. К тому же он наверняка помнит, как вы его обыграли на «Уимблдоне»-2004. После того матча он отпустил довольно обидную для вас фразу, заявив, что «проиграл неизвестно кому»…
– Да что вы, как я могу занять его место. Конечно, он всегда сыграет за сборную лучше, чем я. Когда Марат выздоровеет, он вернется в команду, а я буду вновь ждать своего шанса. Если понадобится кого-то заменить, я буду готов это сделать. Драться за место в сборной, как это делают русские девушки, не буду. А насчет той фразы... Ну что я могу сказать? Он великий игрок, избалованный публикой, таким любые высказывания прощают. А мне, по сути, обижаться было и не на что – я действительно в тот момент был «неизвестно кто». Но в любом случае это в прошлом. Мы постоянно видимся и общаемся на турнирах, а теперь вот и в сборной. Вы не представляете, как мне было приятно повариться в русскоязычной атмосфере. До сентябрьского матча я давно ни с кем не разговаривал на родном языке.
– Но сейчас говорите бодренько так, без акцента…
– Правда? Вообще-то на этот счет существуют разные точки зрения, кто-то считает, что я плохо говорю по-русски, кто-то думает наоборот. Но я работаю над собой. Много читаю, в основном классику. Сейчас Тургенева, чуть раньше Чехова. Прочитал наконец-то «12 стульев» и «Золотого теленка». В общем, все то, что вы прошли лет в 14, я начал читать, когда мне был 21 год. А что делать, ведь в американской школе мне приходилось изучать местных писателей, Шекспира в подлиннике и прочую дребедень (смеется).
– Вы ведь уезжали в Америку к русскому тренеру Виталию Горину, значит, не должны были забыть родную речь?
– Да Горин сам давно «потерял» русский язык. С ним особо не поговоришь. К тому же, когда я уехал, передо мной стояла задача как можно скорее выучить английский, чтобы влиться в чужую среду. Поэтому приходилось в основном говорить по-английски.
– Расскажите, зачем вы вообще уехали в Штаты? В Москве было хуже?
– Тяжелое было время. У Федерации тенниса России не хватало средств, чтобы помогать всем теннисистам. Приходилось обеспечивать свой карьерный рост за свой счет. Мой отец решил, что ему будет дешевле и выгоднее послать меня в Америку. Там можно было заниматься на бесплатных кортах. Единственное, что ему нужно было оплачивать, – это тренера и инвентарь.
– Уезжать в 12 лет не страшно?
– Честно говоря, нет. В то время у меня с отцом были довольно трудные отношения, и я скорее даже обрадовался, что уехал.
– А почему так долго не возвращались домой? Не скучали по родным?
– У меня истек срок гостевой визы, по которой я выехал в США. Если бы вернулся в Россию, то новую американскую визу мне бы не дали. Чтобы решить эту проблему, я пошел в школу и таким образом «легализовался» – получил студенческую визу. Затем из школы пришлось уйти, потому что совмещать учебу и теннис было трудно. Виза снова закончилась. К тому же в это время приходилось много играть в турнирах, и возвращаться домой было опять не с руки. Вот так и прошли годы.
– Вы недавно сказали, что стоите в очереди на получение американского гражданства. Это так?
– Я действительно стоял в очереди, но не на гражданство, а на «грин-кард» (вид на жительство. – «НИ»). Насчет гражданства думал, но ничего не надумал. В принципе лично для меня не важно, какого цвета у меня паспорт. Все равно в душе я останусь тем, кто есть.
– В Москве во время Кубка Кремля все сходили с ума от Марии Шараповой. Но вы ведь тоже вернулись домой после долгого отсутствия в России, и этого никто в общем-то не заметил…
– Да, толком я не был дома девять лет. В этом году в январе, правда, приезжал на несколько дней к доктору. К славе Шараповой не ревную, она по понятным причинам вызывает у зрителей несколько больше эмоций, чем я. Надеюсь, в будущем эта ситуация изменится в мою пользу.
– Вы считаете себя воспитанником российского тенниса или американского?
– Трудно сказать. Процентов двадцать той, спартаковской школы во мне, наверное, осталось. Но все остальное – это уже американские тренировки. Ведь там были совсем иные корты, иные условия, иные методики.
– А если говорить в целом, кто вы как личность – россиянин или американец?
– Наверное, 50 на 50. В Москве многие меня подкалывают, называют американцем, а в Америке, наоборот, зовут русским. Конечно, я впитал в себя многое из той культуры, так что наполовину я действительно американец.
– Президент Федерации тенниса России Шамиль Тарпищев считает, что наша страна теряет многих одаренных спортсменов по той причине, что они поступают в американские университеты и затем предпочитают дальнейшим тренировкам карьеру в какой-либо иной области. Что вы думаете на этот счет?
– Вообще сама идея совмещения учебы в университете и занятий теннисом, я считаю, хорошая. Игрок может таким образом подстраховать себя на случай, если в спорте что-нибудь пойдет не так. К тому же университет оплачивает занятия спортом независимо от того, выиграл ты или проиграл. А «не так» у теннисистов случается довольно часто. Не все выдерживают разъезды по турнирам. Иногда приходится приезжать в такие места, где тоска, где кровать в гостинице кривая. Немудрено, что такая жизнь надоедает. Я вам так скажу – даже теннисисты, которые «стоят» в первой сотне мирового рейтинга, бывает, бросают профессиональный спорт и идут работать в тихий офис, жить нормальной жизнью.
– А лично у вас, теннисиста, который балансирует на грани первой сотни, был момент перепутья?
– Наверное, нет. Конечно, приходили мысли, сумею ли я пробиться наверх. Но сомнений, продолжать ли бороться, не было.
– Даже на последнем «Уимблдоне», куда вы «благодаря» компании, обеспечивающей вас инвентарем, приехали, как голодранец, без формы и всего лишь с парой ракеток, сомнения не посещали? Не было обидно?
– Обидно, конечно. Хотя компанию я могу понять. Кто я такой – никто. На мне рекламу своей продукции не сделаешь. Но, вы знаете, еще более обидно мне за огромное количество талантливых игроков, тщетно пытающихся пробиться наверх через мелкие турниры – «челленджеры» и «фьючерсы». Тщетно – потому что без денег сделать это практически невозможно.
– Вы готовы пожертвовать всем, что имеете, ради того, чтобы прогрессировать и двигаться наверх?
– Нет, не готов. Возможно, именно поэтому я еще не в первой десятке, хотя мог бы там быть.
– А семьей ради большой цели пожертвуете?
– Мы с женой живем на разных континентах, и я даже не знаю, в какой стране она работает. Где-то в Европе. Я не готов жертвовать своей карьерой ради нее, и она тоже не собирается из-за меня бросать свою работу. Надеюсь, что все закончится, как в сказке, и мы когда-нибудь будем вместе. Но жизнь – не сказка…
Дмитрий ТУРСУНОВ: "Мне трудно отнести себя к какому-то одному народу"
Сентябрьский полуфинальный матч Кубка Дэвиса Хорватия -- Россия станет дебютом для 22-летнего теннисиста Дмитрия Турсунова в составе национальной сборной. Капитан нашей команды Шамиль Тарпищев даже не исключил, что выставит новичка на одиночные встречи. За две недели до матча корреспондент "Известий" Владимир Рауш позвонил в США, где последние десять лет живет Турсунов. Это интервью стало одним из первых эксклюзивных выступлений теннисиста в российской прессе.
- Когда вам впервые поступило предложение выступить за сборную?
- Тарпищев приглашал меня в команду еще летом, во время Уимблдона. Сборной предстояло сыграть четвертьфинал с французами, а Марат Сафин выбыл из строя. Но у меня тогда тоже было повреждено колено, и я не смог. Правда, у отказа была и еще одна причина: матч должен был пройти на грунтовом корте, а я себя на нем чувствую не совсем уверенно. Если бы игра не пошла, я бы просто подвел команду.
- К разговору о сборной вернулись давно?
- О моем участии в матче с хорватами мы договорились еще в Англии. Тарпищев сказал, что, если команда одолеет французов, он будет на меня рассчитывать. Причин отказываться не было. Сейчас и со здоровьем все в порядке, и быстрое покрытие, которое будет в Сплите, мне подходит.
- Прежде чем принять окончательное решение, с кем-то советовались?
- Был разговор только с моим тренером, испанцем Хосе Игейрасом. В свое время он сам выступал за национальную команду. Хосе сказал: попробуй, ведь ты нечего не теряешь. Зато приобрести можешь очень много -- опыт, уверенность.
- Руководители сборной -- Шамиль Тарпищев, Александр Волков -- интересуются вашим самочувствием, формой?
- Мне они звонят не очень часто. В основном общаются с менеджером, который и занимается организационными вопросами. Время вылетов, билеты -- все идет через него. Мне нужно только решить, буду я играть или нет.
- Российские болельщики пока знают вас плохо. Каким образом в 12-летнем возрасте вы оказались в Америке?
- В США я уехал по приглашению тренера Виталия Горина, с которым познакомился за несколько лет до этого. Правда, в ту пору он не хотел работать со мной: говорил, что я слишком маленький. Потом Горин эмигрировал... Мой отец бегал по Москве, как заведенный, искал спонсоров. Все стоило бешеных денег -- аренда корта, экипировка, поездки. У федерации в ту пору не было средств, чтобы помогать всем. И когда возник вариант с Америкой, где занятия теннисом обходились значительно дешевле, родители практически не раздумывали. Посадили меня в самолет и отправили к Горину.
- Жить в чужой стране было тяжело?
- Я лишь недавно понял, как мне не хватало родительского внимания. Тогда я этого не осознавал -- наверное, привык обходиться без него. А сейчас вдруг почувствовал какую-то обделенность. Все-таки родительская любовь -- это совсем другое, нежели любовь друзей или знакомых... С другой стороны, самостоятельная жизнь закалила меня. Собирая дорожную сумку для очередной поездки, я не испытывал того трепета, как те, кому предстояло уехать из отчего дома.
- Как преодолели языковой барьер?
- Это было проблемой. Я жил в русской семье и наотрез отказывался учить английский. А в тренировочной группе, как назло, оказались одни американцы. Знаете, дети иногда бывают очень жестокими. Если ты из другой страны, очень легко стать объектом для насмешек. Так случилось и со мной. Я не понимал по-английски и стал изгоем. Первые три-четыре года я практически ни с кем не общался. Потом стало немного легче: я худо-бедно освоил английский, да и русские ребята в группе появились.
- Зато сейчас, судя по калифорнийскому произношению, вы стали почти американцем.
- Мне редко удается говорить на родном языке. Из-за этого приходится сначала составлять фразу по-английски, а потом в голове переводить ее на русский. Отсюда и паузы в речи, акцент. Недавно после девятилетнего перерыва я побывал в Москве -- на меня все смотрели как на иностранца. Хотя, например, русские книги мне читать легче, чем американские.
- А вы сами себя кем считаете -- русским или американцем?
- Мне трудно отнести себя к какому-то одному народу. Всю жизнь я был каким-то "полу-": в Америке меня считают русским, в России -- американцем. Поэтому-то, говоря о российской сборной, я все время сбиваюсь: называю ее то "наша команда", то "ваша команда". Хотя, на мой взгляд, это не самое важное. На турнирах я общаюсь с ребятами из России совершенно нормально. А Игорь Андреев -- вообще мой главный друг.
- Правда, что вы подали документы для оформления американского гражданства?
- Я оформляю вид на жительство. Туристическая виза позволяет находиться в США только шесть месяцев в году.
- Как вам удалось заполучить в тренеры Игейраса, который в свое время работал с Курье и Сампрасом?
- Деньги всем нужны (смеется). Игейрас на тот момент был свободен, вот и согласился на мое предложение. Он не самый дешевый тренер, зато очень хороший. Хосе часто вспоминает своих звездных учеников, рассказывает смешные истории из их жизни. Я уже мог бы книжку написать по его воспоминаниям, да только памяти на все байки не хватает.
' /][!--endemo--]' /><!--endemo-->' /><!--endemo-->
